Утро выдалось морозным. Из соседнего школьного двора уверенно, негромко, слегка чавкая босыми подошвами «..выходила на берег Катюша», а детский, неумелый ещё разноголосый хор подхватывал песню и гнал ее дальше, вдоль бетонных стен стареньких хрущевок, мимо вечно заплёванной бойлерной, по ухабам и выбоинам куда-то черт знает куда.
Валентин Степанович, спустившись с лестницы и переступив неизвестно откуда возникшую ночью зловонную лужу, ткнул железную, холодную как лёд на лице, дверь, и, высунув наружу нос, тут же спрятался обратно. Там было холодно и мерзко до такой степени, что ему даже захотелось какать. Поёжившись и одев перчатки он таки выскользнул из дому вон, после чего сплюнул в грязноватый снег, сказал: «Блядь..», и окунулся в тусклый утренний воздух.
Идти надо было за пенсией, мимо недостроенной девятиэтажки, заваленной мусором на первых этажах, а повыше, в тёплую погоду, заваленную наркоманами. Дальше - через двор, через дорогу и мимо детского садика где работала Нинка, конопатая, мерзкая дрянь, которую он, Валентин Степанович, сильно не любил. Жила она на шестом, как и он, этаже, только в соседнем подъезде, и квартиры их примыкали во внутриутробном пространстве дома стенка к стенке. Когда ее бил пьяный муж, Валентин Степанович слышал. Когда она била детей - он слышал тоже. Сам Валентин Степанович давно никого не бил так как жил один, уже десять лет после смерти жены задавленной старой, раздолбанной маршруткой с дыркой в полу и сорванными тормозами. Для того чтобы неспешно подкатывать к остановке, тормоза годились, а вот чтобы резко останавливать тушу микроавтобуса набитую людьми - нет. Как итог - одна погибшая снаружи, с раздавленной как арбуз головой, и один пострадавший со сломанной рукой внутри адской машины. Нинку его жена тоже не любила и однажды даже с нею дралась из-за бесплатного пасхального кулича. «Сука все-таки эта Нинка, как ни верти.. Вчера во дворе даже говорили будто родственники у неё на Украине, а ещё что у неё сын старший, который в Москве живет, так вот, сынок то педик.. неприятный конфуз, так сказать.. Да-а.. в Москве неудивительно. Там они все жопочники, через одного.. Яблоко-то, как известно, недалёко от яблони падает..» с этими мыслями в голове Валентин Степанович не заметил как оставил позади заброшенный дом, перешёл дорогу и вышел в аккурат к садику. Сквозь клетчатый забор он увидел во внутреннем дворе Нинку, насыпавшую из кастрюли в миску объедки для собак. «Вот сука.. какие могут быть собаки, тем более бездомные, здесь же дети! Своих-то лупит почем зря!»
Вдруг, взгляд его напоролся на что-то.. Что-то не давало ему покоя на площадке среди устаревшего, угловатого, тысячекратно подкрашенного игрового инвентаря. Валентин Степанович сглотнул. Прямо перед ним, нагло и вальяжно выкатив металлические дуги боковых стоек, притаился низкорослый источник зла - лавочка. Лавочка выкрашенная в радугу. Валентина Степановича с ног до головы пробила волна электротока, да так, что даже задрожали руки. «Вот она, херня эта ваша ЛГБТшная!.. - чуть не в голос выпалил он, едко шевеля губами и разбрасывая вокруг брызги кислоты, невесть откуда взявшейся во рту, - это Нинка, тварь, сто процентов! Яблоко-то от яблони.. А!? Ну-ну..»
Всю дорогу туда и обратно лавочка не давала ему покоя. Она будила в нем странные импульсы и дикие картины с мужчинами в кожаных и тигровых бикини, и почему-то на пляже, и всегда там почему-то присутствовал негр с дико выпирающим из тигрового латекса органом. Не чернокожий, а именно негр, так как Валентин Степанович был человек русский, человек простой, и в тонких вопросах политкорректности не разбирался.
Придя домой и едва не одурев от ярких картин, от которых у него даже проступил пот на лбу и стали побаливать виски, Валентин Степанович принялся думать. Взгляд его скользил с древнего серванта под фарфоровыми слонами на такой же древний шкаф, в тёмном лаке, со шкафа на тумбу с молчаливым телевизором, потом обратно через всю комнату на окно в обветшалых, пожелтевших тюлях, за которыми белоснежно и с какой-то даже надеждой на будущее припустил снежок.
Возможно, лет десять назад все разрешилось бы для него быстро и просто, в туалете, но теперь он был стар, а мужские силы, и так не бурлящие даже в лучшие его годы, нынче окончательно угасли. Да и, по правде говоря, наш герой не был смел, смотреть в корень проблемы не умел, а учиться этому было уже поздно, как и поздно было ходить на сеансы к психологу тем более что «этой вашей новой публике» он не доверял, и тосковал за «раньшим временем» когда всё было просто, понятно, а негров с огромными половыми органами не показывали даже в телевизоре и не будоражили хрупкую психику советских граждан.
Валентин Степанович выпил стакан воды чтобы успокоиться, не переставая думать. Думал он о народе, о стране, о том что не он один такой, а таких как он - много, и что же это получится если все будут на такие лавочки глазеть? И если у каждого перед глазами будут эдакие вот кожаные да тигровые негры плясать? Тут его пробрало, и даже кинуло в дрожь.. «Вот же Нинка, вот же с-сука! - вдруг взорвался он и хлопнул себя ладонью по ляжке. - И не докажешь ведь что она красила, там же у них круговая порука..» Валентин Степанович ощутил как решение проблемы, только секунду назад казавшееся ему очевидным, ускользало как песок сквозь пальцы и оставалось от этого только чувство бессилия. Он выглянул в снежное, пасмурное окно, где носились хриплые вороны.. И тут его осенило.
Валентин Степанович взял из ящика серванта чистый лист и принялся писать. Через пять минут на листе можно было прочитать следующее:
«Сим удостоверяю, что в детском саду №-, проводится скрытая пропаганда ЛГБТ ценностей, через демонстрацию специально выкрашенной лавочки. Лавочку, предположительно, выкрасила Антонина Евтухова, с целью формирования в характере детей склонностей к совокуплению с лицами своего же пола. Это подтверждается также тем, что старший сын вышеуказанной Антонины - педераст (гомосексуалист), проживающий в Москве.»
Валентин Степанович ещё раз перечитал написанное, удовлетворенно крякнул и ощутил как по телу разливается приятная волна свершившегося акта возмездия. «Фу ты.., - подумал он, - а ещё говорят у нас в стране справедливости нету.. дурачьё!». Он с облегчением вздохнул и улыбнулся. Почему-то в этот момент ему даже захотелось рассмеяться. Это было прекрасно.
***
(с) Николай Анама, 25.04.2023-27.05.2023
Все права защищены.
